ИОАНН ЗЛАТОУСТ
(354 - 407 гг.)
СРАВНЕНИЕ
ВЛАСТИ, БОГАТСТВА И ПРЕИМУЩЕСТВ ЦАРСКИХ С ИСТИННЫМ И ХРИСТИАНСКИМ
ЛЮБОМУДРИЕМ МОНАШЕСКОЙ ЖИЗНИ
Источник: Полное собрание творений Св. Иоанна Златоуста,
Архиепископа Константинопольского в 12 т. СПБ: С.-Петербургская
Духовная Академия, 1898. Том 1, книга 1, с. 124-130.
Электронный текст:
www.ccel.org
В
слове или разсуждении с таким заглавием, означающем его содержание,
более подробно излагаются мысли, высказанныя в одном из предыдущих
слов (Слово второе - к неверующему отцу, отдел. 6 и 7) в обличение
нравов общества, современнаго Златоустому Святителю.
1.
ВИДЯ, что
многие из людей более любят и уважают кажущияся блага, нежели
существенно полезныя и действительно добрыя, я считаю необходимым
сказать кратко о тех и других и противопоставить теперь одни другим -
блага многими презираемыя и блага весьма желаемыя, чтобы, узнав различие
между теми и другими, мы ценили одни, как достойныя привязанности и
спасительныя, а другия научились презирать, как ничего не стоющия. Так
люди любят богатство, власть, первенство и славу, и многие ублажают
властителей народов, возимых на блестящих колесницах и сопровождаемых
криком глашатаев и большою толпою оруженосцев, а презирают жизнь
любомудрствующих и избравших монашескую жизнь; те появляясь обращают на
себя взоры народа, а эти появляясь не привлекают на себя взоров ничьих
или очень немногих; и последним никто не пожелал бы уподобиться, а тем -
все, между тем как приобрести власть и получить господство над народом
трудно и для многих невозможно, и стремящимся к этой власти нужно иметь
много денег, а избрать монашескую жизнь и проводить жизнь в служении
Богу для всех одинаково легко и удобно. Притом обладание властию
прекращается с этою жизнию, или лучше сказать - еще при жизни оставляет
пристрастных к ней, и даже некоторых подвергало великой опасности или
позору; а монашеская жизнь и теперь обогащает праведников многими
благами и по скончании жизни приводит светлыми и радостными пред
судилище Бога и Отца, когда большая часть начальствовавших явятся
получить великое наказание за деяния своей жизни. Посему противопоставив
одни другим блага любомудрия и кажущияся полезными блага владычества и
славы в настоящей жизни, вникнем в различие тех и других блага; потому
что при сравнении они будут более ясными, или лучше, если угодно,
верховное из благ, т.е. царствование, сравнив с любомудрием, посмотрим
на плоды того и другого достояния, тщательно изследовав, над кем
властвует царь и над кем любомудрый. Так царь господствует над городами
и областями и многими народами, руководствуя своими указаниями и
военачальников и градоначальников и войска и народы и советы; а
предавший себя Богу и избравший монашескую жизнь властвует над гневом и
завистию и сребролюбием и сладострастием и прочими пороками, постоянно
имея в виду и заботясь, как бы не допустить душу подпасть под власть
гнусных страстей и не предать разум в рабство этой тяжкой тирании, но
всегда соблюдать ум выше всего, поставив над страстями страх Божий.
Такое господство и владычество принадлежит царю и такое монаху, так что
справедливее иной назвал бы последняго царем, нежели блистающаго
багряницею и венцом и сидящаго на золотом престоле.
2.
Так,
по-истине царь есть тот, кто побеждает гнев и зависть и сладострастие,
подчиняет все законам Божиим, сохраняет ум свой свободным и не позволяет
возобладать душою страсти к удовольствиям. Такого мужа я желал бы видеть
начальствующих над народами, и землею и морем, и городами и областями, и
войсками; потому что кто подчинил душевныя страсти разуму, тот легко
управлял бы и людьми согласно с божественными законами, так что он был
бы вместо отца для подчиненных, обращаясь с городами со всякою кротостию.
А кто повидимому начальствует над людьми, но раболепствует гневу и
честолюбию и удовольствиям, тот, во-первых, может быть смешным для
подчиненных, потому что хотя носить венец, украшенный драгоценными
камнями и золотой, но сам не увенчан смиренномудрием, и хотя все тело
его блестит багряницею, но душа его остается неукрашенною. Потом он не
будет знать, как распорядиться с властию, потому что неспособный
управлять самим собою как может подчинять законам других? Если хочешь
видеть и войну того и другого, то найдешь одного сражающимся с демонами,
и преодолевающим, и побеждающим и увенчиваемым от Христа; потому что он
выходит на войну с божественною помощию, оградившись небесным оружием,
от чего по необходимости ему и достается победа; а царя - сражающимся с
варварами. А чем демоны страшней людей, тем побеждающий первых
блистательнее побеждающаго последних. Если же захочешь знать и причину
той и другой войны, то и в этом найдешь большое неравенство. Тот
сражается с демонами за благочестие и служение Богу, или желая
исторгнуть из заблуждения города и селения, а этот сражается с варварами
за отнятыя местности, или пределы, или имущества; или же корыстолюбие и
несправедливое властолюбие влечет его на сражение, при чем многие цари,
желая большаго, теряли и настоящее. Таким образом власть и войны
показывают, сколь отличны друга от друга царь и посвятивший жизнь на
служение Богу; а еще точнее можно узнать их, обратив внимание на жизнь и
дневныя занятия того и другого. Окажется, что один по-истине обращается
с пророками, украшает душу мудростию Павла и постоянно переходит от
Моисея к Исаии, от этого к Иоанну, а от него (еще) к другому (из них),
царь же постоянно обращается с военачальниками и градоначальниками и
оруженосцами; а с какими людьми кто постоянно обращается, тем и
уподобляется нравом. Посему монашествующий сообразует свой нрав с
нравами апостолов и пророков, а царь - с нравами военачальников и
оруженосцев и щитоносцев, людей предающихся вину и услаждающихся
удовольствиями и большую часть дня проводящих в пиршестве, не знающих
ничего важнаго или добраго вследствие опьянения. Так и поэтому следует
ублажать монашескую жизнь более, нежели жизнь с господством и
царствованием и скипетрами.
3.
Если мы
захотим представить и ночное время, то увидим монаха отличающимся
службою Богу и молитвами, воспевающим гораздо раньше птиц,
сожительствующим с ангелами, беседующим с Богом, наслаждающимся
небесными благами, а начальствующаго над многими народами, областями и
войсками, и обладающаго обширною землею и обширным морем - распростертым
на ложе и крепко спящим; потому что монах питается такими яствами,
которыя не требуют от него глубокаго сна, а последняго усыпляет роскошь
и питие, удерживающее на ложе до самаго дня. У монаха и одежда и стол
умеренны и соучастниками в яствах бывают подвизающиеся в той же
добродетели, а царю необходимо украшаться камнями и золотом, предлагать
блистательный стол и иметь соучастниками, если он неразумен, достойных
собственной его порочности, а если имеет ум и смиренномудрие, то может
быть честных и справедливых, но много уступающих первым в добродетели.
Так, хотя бы царь был любомудр, он даже и мало не может приблизиться к
доблестям монашествующаго. Он в путешествиях бывает обременителен для
поданных, и живя в городе, и наслаждаясь миром, и участвуя в войнах, и
требуя податей, и собирая войска, и проводя пленников, и побеждая, и
подвергаясь поражению; потому что, подвергаясь поражению, он слагает на
подданных собственныя бедствия, а побеждая становится невыносимым,
украшаясь трофеями, и тщеславясь, и представляя воинам свободу грабить,
расхищать, обижать путников, держать города в осаде, разорять домы
бедных, от принимающих к себе их требовать каждый день того, чего не
позволяет никакой закон, под предлогом какого-то древняго, беззаконнаго
и несправедливаго обычая. Притом богатому царь нисколько не вредит
такими тягостями, а причиняет зло бедным, как бы по-истине стесняясь
богатых. А монах не таков, но, как только покажется, он является
приносящим некоторую благодать богатым и бедным, одинаково тем и другим,
облекаясь в одну одежду целый год и для питья употребляя воду охотнее,
чем другие - чудное вино, для себя не испрашивая у богатых никакой - ни
малой ни большой милости, а для бедных (испрашивая) многих и постоянных
(милостей), с пользою для тех и других, и для дающих и имеющих получить.
Таким образом он есть общий врач, одинаково и богатых и бедных, первых
освобождая от грехов добрым увещанием, а последних избавляя от бедности.
Царь, даже и повелевая облегчить подати, приносит пользу больше богатым,
нежели бедным, а поступая напротив, (тем более) вредит имеющим мало;
потому что богатому немного может повредить тяжесть податей, а домы
бедных она как поток разрушает, наполняя селения воплями, и ни старости
не жалеют сборщики податей, ни вдовства жен, ни сиротства детей, но
безчинствуют во все время, как бы общие враги страны, требуя от
земледельцев того, чего и земля не производила.
4.
Теперь
разсмотрим и то, что монах и что царь доставляет подданным: этот -
золото, а тот - благодать Духа, этот избавляет от бедности, если он
добр, а тот молитвами освобождает души, одержимыя демонами. И если кому
либо случится подвергнуться таким несчастиям, то он проходит мимо царя,
как бы бездушнаго предмета, и поспешает в жилище монахов, как бы избегая
волка и прибегая к зверолову, имеющему меч в руке; ибо что для зверолова
меч, то для монашествующаго молитва. Подлинно, не так страшен для волков
меч, как для демонов - молитвы праведников. Посему не только мы в нуждах
прибегаем к святым монахам, но и сами цари прибегают к ним в опасных
обстоятельствах, как бедные во время голода - к жилищам богатых. Ахав,
царь иудейский во время голода и недостатка хлеба не полагал ли надежду
спасения в молитвах Илии (3 Цар. XVII)? Езекия, имевший такую же власть
и державу, находясь в болезни и ожидании кончины, видя наступающую
смерть, не прибег ли к пророку, как сильнейшему смерти и подателю жизни
(4 Цар. XX)? Также, когда разразилась война и Палестина была в опасности
разориться до самаго основания, то цари иудейские, распустив войско, и
пеших воинов, и стрельцов, и всадников, и военачальников и полководцев,
прибегли к молитвам Елисея, так как думали, что служитель Божий заменит
для них многия тысячи воинов (4 Цар, III). Точно также и царь Езекия,
когда наступила персидская война, и город с величайшею опасностию
колебался до самаго основания, и находившиеся на стене дрожали,
страшились и трепетали как бы в ожидании грома или всеколеблющаго
землетрясения, противопоставил молитвы Исаии многим тысячам персов, и не
обманулся в надежде (4 Цар. XIX); ибо, как только пророк поднял руки к
небу, Бог небесными стрелами прекратил персидскую войну, внушая царям
почитать служителей Его общими спасителями земли, дабы они научились,
принимая от праведников увещания ко всякому доброму и человеколюбивому
делу, уважать эти советы и следовать благим внушениям. И не из этого
только можно видеть различие того и другого, но, если случится тому и
другому пасть, лишиться одному добродетели, а другому царства, то первый
легко может придти в себя и скоро, очистив грехи молитвою и слезами,
скорбию и попечением о бедных, опять удобно достигнуть прежней высоты; а
ниспавший царь будет нуждаться во многих союзниках, многих воинах и
всадниках, и конях и деньгах, (пребывая в) опасностях; последний всецело
полагает надежду спасения в других, а первый получает спасение быстро
вслед за желанием, усердием и переменою нрава; ибо царствие
небесное, говорится в Писании, внутри вас есть (Лук. XVII, 21).
Даже смерть для царя страшна, а для любомудрствующаго безпечальна;
потому что тому, кто презирает богатства, удовольствия и роскошь, для
которых многие желают жить, по необходимости легко переносить и
переселение отсюда. Если бы случилось тому и другому быть убиваемым, то
один подвергнется опасностям за благочестие, приобретая смертию
безсмертную и небесную жизнь, а царь встретит в убийце тирана и искателя
власти, представляя после убиения жалкое и ужасное зрелище; а видеть
монаха, убиваемаго за благочестие - приятное и спасительное зрелище.
Притом один будет иметь многих соревнователей его доблестей,
подражателей и учеников, молящихся о том, чтобы оказаться подобными ему,
а другой много потратит слов в молитвах, умоляя Бога, чтобы не явилось
ни одного искателя царства. Даже перваго и убивать никто не осмелится,
считая нечестием против Бога, если убьет такого, а на последняго
возстают многие убийцы, искатели тирании. Посему этот ограждается
воинами, а тот ограждает города молитвами, не боясь никого; царь всегда
живет со страхом и в ожидании убийства, потому что он имеет при себе
опасное любостяжание, а монах - безопасное спасение. Итак, кажется,
довольно сказано мною о делах настоящей жизни. Если же мы захотим
разсмотреть и будущее поприще, то увидим одного в блеске и славе,
восхищаемаго на облаках во сретение Господа в воздухе, как вождя и
наставника спасительной жизни и всякой добродетели; а царь, если
окажется пользовавшимся властию праведно и человеколюбиво (но это весьма
редко), сподобится меньшаго спасения и прославления, потому что они не
равны, - не равны царь добрый и монах, живущий в высоком служении Богу;
а если он окажется порочным и дурным, наполнившим землю множеством зла,
то кто может изобразить бедствия, которыми он будет окружен, сожигаемый
огнем, бичуемый, терзаемый, претерпевающий такия страдания, какия
невыразимы словом и непереносимы делом? Все это представляя и помня, не
должно восхищаться богатыми; ибо и владыка их, как оказывается, не может
нимало приблизиться к добродетели монаха. Итак, когда ты увидишь
богатаго украшеннаго одеждою, убраннаго золотом, везомаго на колесницах,
выступающаго в блистательных выходах, не ублажай этого человека; потому
что богатство временно, и кажущееся прекрасным истлевает с этою жизнию;
а видя монаха идущаго одиноким, смиренным и кротким, спокойным и тихим,
соревнуй этому мужу, окажись подражателем его любомудрия, молись о том,
чтобы сделаться подобным праведнику; ибо просите, говорит
Писание, и дастся вам (Матф. VII, 7). Это по-истине прекрасно, и
спасительно, и благонадежно, по человеколюбию и промышлению Христа,
Которому слава и держава во веки веков. Аминь.