ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ «ТЕРРОРИЗМ»

Калашников Ю.В. Донецк 2004 г.          

Список использованной литературы.

Введение 

Успешное развитие и процветание Украины, как молодого государства, зависит от многих условий, важнейшим из которых является общественная безопасность, в свою очередь определяющиеся уровнем верховенства права и правопорядком. Рост преступной деятельности, появление новых её видов, особенно, таких как терроризм, таит в себе серьёзную угрозу процессам политической, экономической стабильности и укреплению демократии. «Страх, сеемый террористами в обществе, чувство беспомощности перед лицом вездесущей и безымянной угрозы, потеря веры в способность государственных структур защитить своих граждан – вот лишь наиболее очевидные последствия недостаточно эффективного противодействия терроризму»[1].

На необходимости такого противодействия обращалось особое внимание в Комплексной программе профилактики преступности на 2001-2005 годы, утверждённый Указом Президента Украины от 25 декабря 2000 года № 1376/2000[2]. С целью защиты личности, общества и государства от терроризма, выявления и устранения причин и условий его возникновения, эффективного регулирования антитеррористической деятельности был принят Закон Украины «О борьбе с терроризмом» от 23 марта 2003 года №638-IV[3].

 Наряду с этим существует потребность в научных разработках, направленных на исследование и совершенствование конкретных мероприятий противодействия терроризму, в первую очередь, уголовно-правовых. В указанном контексте, вопрос дефиниции терроризма является не столько академическим сколько практическим в связи с необходимостью подбора надлежащих средств в разрешении возникающих конфликтов, соответственно, их оценки и квалификации. К тому же, правильное понимание сущности и признаков терроризма, согласованных с общепризнанными в мировом сообществе, могло бы способствовать координации действий на глобальном уровне.

Изучению проблем борьбы с терроризмом и преступлениями террористической направленности посвящены работы ряда исследователей, таких как: В.Ф. Антипенко, В.О. Глушко, В.П. Емельянов, М.П. Киреев, В.С. Комисаров, В.В. Крутов, В.А. Липкан, В.В. Мальцев, Г.М. Миньковский, С.М. Мохончук, Г.В. Овчинникова, В.Е. Петрищев, В.П. Ревин, Н.В. Семыкин, В.В. Устинов, О.Ф. Шишов и др.

Исследование феномена терроризма, в плоскости анализа и выработки понятии этого термина, с применением философской методологии христианского теизма способствует решению не только проблемы преступности в сфере терроризма, но и является одним из шагов на пути к выработке идеологической концепции процесса как правотворчества, так и государственного строительства.

Происхождение термина «терроризм»

Для понимания и более глубокого осмысления термина терроризм, используем особый логический приём, так называемой, генетической дефиниции[4] заключающейся в раскрытии способа образования, происхождения и истории его употребления.

«Терроризм. Система террора. 1. Политика устрашения, подобная той, которую проводила правящая партия во Франции в ходе Великой французской революции с 1789 по 1794 год; любая система террора. 2. обыч. Политика, призванная устрашить тех, против которого она направлена; применение методов устрашения; факт запугивания или пребывание в состоянии запугиваемого». Вышеуказанное определение Оксфордского толкового словаря включает в себя и пример конкретных событий, в течении которых использовались такого рода методы устрашения. Описать феномен терроризма легче, чем дать ему дефиницию, поэтому мы и начинаем с истории возникновения и развития террора.

Слово терроризм получило широкое распространение в годы и, в большей степени, сразу после Великой французской революции. В 1793 – 1794 годах режим террора являлся системой управления в появившейся республике. Это был один из примеров реализации прекраснейшего идеала или, вероятнее, утопии в первоначальном стремлении связанной с идеями добродетели и демократии. Робеспьер, Марат и их соратники были движимы самыми благими намерениями, но закончившимися террором, впоследствии обернувшимся против их самих. Их постигла та же участь, что и 40 тысяч посланных ими на гильотину.

Следует отметить ряд особенностей терроризма Великой французской революции:

·      он был инструментом управления новой революционной власти;

·      был систематичным, обдуманным, упорядоченным;

·      его целью и оправданием служило создание «нового и лучшего обществ[5].

Таким образом, в наступившей эпохе просвещения, после освобождения от «духовной тирании» церкви, в обществе происходило обретение «свободы» политической. Чтобы понять, было всё это ошибкой или признаком прогрессивного развития общества, необходимо заглянуть глубже в прошлое, в самое начало истории.

Как повествует Библейский текст, после создания первого человека, мужчины и женщины, Бог вручает им власть над всем творением. Содержание владычества, данного Адаму, Бог открывает в повелении возделывать и хранить Едемский сад[6]. Возделывать или культивировать обозначает приводить в порядок, гармонию, соответствие сад (природу) и взаимоотношения между людьми в состояние мира, обозначаемого Библейским ветхозаветным словом «шалом». Исходной точкой такого труда является созидание мира с Богом и как результат этого – умиротворение своей души, затем и жизни, сначала собственной, а потом и в обществе.

В Едемском саду, впервые появляется у человека чувство страха, после того как он выходит из повиновения Богу. Здесь, так же, можем видеть и первое насилие – «херувима и пламенный меч обращающийся» на краю Едема, чтобы закрыть обратный путь изгнанному из присутствия Бога человеку. Затем насилие появляется и в действиях человека, когда Каин по своей прихоти убивает брата Авеля. Так возникают насилие и страх, основные признаки террора, являющиеся следствием преступления человека перед Богом и соответствующих санкций со стороны Верховного Законодателя, Судьи и Исполнителя в одном лице. 

В настоящее время существуют две распространённые теории, пытающиеся  объяснить происхождение терроризма с позиции философии секулярного гуманизма. Биологическая теория связывает это явление с насилием присутствующим в сущности человека, социальная – с процессами, происходящими в обществе. Эти теории вполне обоснованны, но с позиции теизма являются не первопричиной, а следствием грехопадения человека и соответствующих отрицательных изменений всего сотворённого Богом совершенства, как сущности человека, так и взаимоотношений в обществе.

… Чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей, чтобы соблюдал заповеди Господа и постановления Его, которые сегодня заповедую тебе, дабы тебе было хорошо…[7]

Это Библейское разъяснение воли Божьей для государства Израиля и всего человечества относительно основ поведения в жизни, которые могут принести счастье только с момента обращения под власть Творца, а затем сопровождать во всей жизни и перейти в вечность. Из текста видим, что предложенный путь ко благу состоит из пяти этапов[8]:

·      иметь благоговейный, то есть соединённый с уважением и любовью, страх по отношению к Богу;

·      как результат этого, поступать в жизни по правилам, данным Господом;

·      любить Создателя, а значить стараться понять, а потом и делать то, что доставит Ему удовольствие;

·      служить Богу, от души, а не по принуждению;

·      соблюдать, это не просто исполнять закон, а стоять на страже его исполнения в обществе.           

Используемое здесь слово «требует» имеет оттенок просьбы, а не жесткого приказа, неуместного в близком общении между теми, кто любит и уважает друг друга. Господь мягко предлагает построить взаимоотношения в семье, церкви, обществе, в том числе, и в государстве, так чтобы был соблюдён основной принцип Закона, данного через Моисея – не возжелай того, что принадлежит другому, Богу, человеку или обществу. К сожалению не все  горят желанием обрести благо, идя ступенями, предложенными Богом, тем самым отвергают Его как Господа и Отца Небесного. Тогда к людям, решившим жить по своему разумению, звучит однозначное предупреждение о санкциях за нарушение закона, учреждённого Творцом всего, что затем должно существовать по Его правилам.

Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли; если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни говорят[9].

Из последних двух отрывков текста Священного Писания видим, что в руках Божьих насилие и страх, как основные признаки террора, являются частью стимулов, ведущих падшего однажды человека к цели, которая называется благом.

Рассмотрим этимологию (происхождение) слова терроризм. Латинское слово «terra» обозначает землю, а также её глубины, преисподнюю. То же самое обозначает ветхозаветное слово «адама’» и созвучное ему греческое «ад» <86>, а также греческое «тартар» <5020> (в скобках указан номер слова в словаре Стронга[10]).

Например, в Библейском тексте 2Петра 2:4: «Ибо, если Бог ангелов согрешивших не пощадил, но, связав узами адского <5020> мрака, предал блюсти на суд для наказания…»; в Евангелии  Луки16:23: «…И в аде<86>, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его…». По Библейскому учению, а также по ряду преданий, преисподня, подземное царство или царство смерти и умерших является местом наказания, куда Судия Неподкупный помещает грешников для вечных, нескончаемых мук. Это всегда ассоциируется со страданиями и, соответственно, страхом перед их наступлением. Таким образом, можем сделать вывод, что этимология слова терроризм фиксирует два момента: насилие и страх, как метод и цель, составляющие сущность данного явления.

Исследуя Священное Писание, находим ряд инструментов, которыми Господь принуждает к исполнению Его повелений. В духовном мире – Он Сам и другие духовные сущности, в физическом мире –  через природу и человеческое общество. В обществе – через отдельных людей, различные формальные и не формальные организации и общественные институты (семью, церковь, государство). Имея такой «арсенал» средств, Вседержитель не ограничен в проведении Его воли в жизнь, вопрос лишь в том, знают и готовы ли выполнить её те, на кого возложена ответственность за это.

Хранить «сад», культивируемый Богом и обществом, - повеление, которое относится, прежде всего, лично к каждому человеку. Поэтому возникает вопрос, так ли уж невинны жертвы несправедливости, с молчаливого согласия, а то и одобрения которых совершается зло, провоцирующее агрессию, к тому же, иногда возводимое в ранг закона. Без сомнения, есть доля истины в утверждении Б. Дженкинсом, что терроризм «это война без нейтральных сторон и с очень малым кругом гражданских невиновных наблюдателей либо вообще без них»[11]. Проблема заключается в осознании возлагаемой при этом ответственности, объёме прав и обязанностей, а также в соответствии замыслу Творца моральных и правовых норм, регулирующих общественные отношения. Основополагающим вопросом всех времён является различное понимание сущности Бога и, вообще, реальности Его существования. Отсюда вытекает различие критериев, определяющих ценности в обществе, соответствующие им общественные отношения, нормативно-правовые акты и моральные принципы, регулирующие эти отношения. В свою очередь, принуждение и террор используется в достижении различных, доходящих до противоположности, целей в защите ценностей исповедуемых различными субъектами возникающих конфликтов. Не обращая внимания на глубинную мотивацию такого рода столкновений, стороны могут обвинять друг друга в двойных стандартах, когда в то время причина таких заключений находится в поверхностности анализа ситуации или желании скрыть истинные причины её возникновения. Суть проблемы не в двойных, а в разных стандартах. С Библейской позиции можно утверждать, что если ценности, которые защищаются путём принуждения, и формы этой защиты, соответствуют эталону, данному Богом в Священном Писании, то террор (насилие, рождающее страх) является правовым, если нет – то преступным. Примером правового насилия могут быть санкции за нарушение государственного закона, без которых закон, да и само государство, в их полном смысле, существовать не могут.

Когда мы пытаемся осмыслить процессы происходящие в обществе не ограничиваясь физическим миром, то должны понимать Бога в полном значении Его атрибутов: безграничности Его благости, ведения, силы, пребывания во времени и пространстве… Обладая этими качествами и являясь суверенным Владыкой вселенной, Бог может обращать зло в добро[12], а значит использовать преступления и преступников во благо их жертвам, в первую очередь, как орудие дисциплинирования, как часть наставления в истине. Важно также при этом знать и о неотвратимости наказания, Божьей кары, для злодея, совершившего преступление, независимо от того, обратил Бог это зло в добро или нет.

 …Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки[13], - ответ Иисуса Христа учителю закона цитатою из Второзакония Моисея. Актуальность этих слов непреходяща во все времена по причине частого злоупотребления отдельными правовыми нормами, в использовании их не по социальному назначению, а в частных или корпоративных целях с нанесением вреда общественным или личным интересам. В настоящее время, нет единого мнения по вопросу злоупотребления правом – является оно феноменом правового или противоправного поведения, по причине различных критериев – буквы или духа закона[14].   Христос же призывает каждого человека построить свою жизнь по духу, воссоединённому с Духом Божьим, оживотворяющим не только человека, но и букву закона.

Из вышесказанного вытекает, что страх и насилие сами по себе не хороши и не плохи, это только инструмент. Их положительная оценка и, соответственно, решение вопроса криминализации определённых деяний, зависит от их отношения к истине и благу, которое она несёт с собою. Страх хорош тогда, когда является мотивом поступков, правильных перед Богом, и плох, когда преступники используют его для манипуляции своей жертвой (от отдельного человека до мирового сообщества).

Решение проблемы видится в комплексном подходе, когда церковь проповедует Евангелие Царства (Его порядок) и жизнь вечную, а государство охраняет общественный порядок и человека от преступных посягательств. Улыбка героя отдающего свою жизнь за друзей, своих близких, своё Отечество, правопорядок, веру Божью – это признак Человека, владеющего самым ценным из всего мыслимого богатства – знанием любви Божьей и Его истины. Истина является критерием, который необходимо использовать, чтобы отличить глубокую веру от фанатизма.  Вера Божья, по определению, заключается в знании Бога, Его любви и Слова, в реальном видении окружающего мира, событий, происходящих в нём, и адекватного, на этой основе, поведения. Фанатизм – приверженность какой либо идее[15], «зашоренность» разума (узость видения) сродни букве закона, оторванной от его духа, несущей не жизнь, а смерть, превращающей любовь и заботу к ближнему в кровожадную ненависть. От глубины же познания Божьей любви и истины зависит – будет «улыбка шахида», идущего на смерть, признаком заблуждения обманутого человека, манипулируя которым кто-то пытается достичь своих целей, весьма далёких от правды и истины или она станет символом достоинства человека высокого духа, ценящего истину, справедливость, чужую жизнь и счастье выше своих собственных.

Оглядываясь в историю, от сотворения и до наших дней, невооруженным глазом можем видеть злоупотребления полученными от Бога правом и властью, независимо от должности, звания, служения, национальности…, как со стороны частных лиц, так и со стороны руководителей общественных организаций и институтов: государств, церквей, семей и т.д. «…Нет праведного ни одного; нет разумеющего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного»[16], - констатирует апостол Павел в «Послании Римлянам». Учитывая несовершенство человека и его поступков, вернёмся к историческому анализу террора, теперь уже как феномена противозаконного злоупотребления правом и властью использовать насилие и сопровождающий его страх предназначенные для поддержания порядка в общественных отношениях.

В одном из первых русских политико-правовых трактатов «Слово о Законе и Благодати» киевского митрополита Иллариона в средине XI столетия вводится понятие «царской грозы», как одного из аспектов деятельности государственной власти, способной «отгрозить», то есть навести страх на врагов отечества в целях сохранения мира[17].  В этом произведении Илларион затрагивает ключевые вопросы спасения человека от заблуждений и неправильных поступков (греха), и от соответствующего разрушения жизни в её различных сферах (проклятия). Первоочередная роль отводится закону, который ведет человека к спасению, посредством осознания неизбежного возмездия за преступление против воли Бога, последующего покаяния  преступника и обретения им Христовой благодати избавления от гнева Божьего. Это момент, когда мотивом праведной жизни уже является не страх перед наказанием за нарушение закона, а радость и сила праведности, которая сама по себе становится благом пребывания в любви Вседержителя, являющегося источником всех остальных благ.

Даниил Заточник подчёркивает, что «царская гроза» должна быть не признаком самовластья, направленного против подданных, а защитой им от беззакония. В отличие от Иллариона, который отмечает важность дела спасения и соответствия государственного закона и дела князя авторитету Священного Писания и Закону, данному Богом через Моисея, Даниил прибегает еще и к аргументу о большой ценности для князя «мужей добрых», которые могут добыть злато, а не злата за которое не купить таких «воев». Более последовательно, мысль об ограничении верховной власти не только советом, но законом, развивает Максим Грек[18]. Царя, не соответствующего высоким моральным стандартам, присущим «царёву имени», он называет «мучителем» (вероятно, соответствует –  террористом), приносящем позор государству и влекущем за собой возмездие правителю и тем, кто его поддерживает.

Существовал целый спектр мнений по части возмездия царю «мучителю», или тирану (этот термин в русскую политическую литературу ввёл в XVI веке Зиновий Отенский по примеру западноевропейских мыслителей, для обозначения самовольного и незаконного использования власти в интересах правителя и во вред подданным). Монах Филофей, автор теории «Москва – Третий Рим», считал, что не только действия против верховной власти не допустимы, но даже «хулен помысел». С ним полностью соглашался Иван Грозный (1530-1584), но в отличие от Филофея, не считал нужным ограничивать царскую власть и действия заповедями Господними, даже кичился своей скверной, считая, что высший суд в государстве принадлежит только ему, как наместнику Бога.

Игумен Иосиф Волоцкий (1439-1515), в период шаткой позиции церкви в государстве, утверждает не только о возможности критиковать и не подчиняться, но и оказывать сопротивление нечестивому и злому властителю. Публицист и дипломат Федор Карпов (XVI век) в послании митрополиту Даниилу обосновывает недопустимость любых противозаконных действий, в том числе, и обусловленными такими духовно-этическими качествами подданных, как терпение и прощение. Эта мысль созвучна обвинениям, выдвигаемым Макиавелли в сторону христианства, которое, по его словам, своим учением о терпении обессилило мир и «передало его в жертву мерзавцам. Когда люди ради рая предпочитают переносить всякие обиды, чем мстить, тогда мерзавцам открывается обширное и безопасное поприще»[19]. Следует, к слову, отметить, что месть и наведение порядка, разные вещи.

Диакон Иван Тимофеев (1555-1633) разоблачает тираническое правление Ивана Грозного, положившего начало самовластия, обернувшегося пагубой для страны, но и обвиняет также народ в «бессловесном молчании», вместо протеста, через который они должны реализовать свой гражданский долг. «За какие грехи, - спрашивает он, - не бессловесного ли ради молчания наказана земля наша, славе которой многие славные завидовали?.. Бог карает людей, когда народ не находит мужества прекратить злодейства»[20].  А. Курбский (1528-1583) и в дальнейшем  Ю. Крижанич (1618-1683) отмечали, что от «совершенного самовластия» тиранию отличает беззаконие, которое заключается как в неисполнении законов, так и в создании жестоких и невыполнимых законов. Впоследствии Руссо (1712-1778) развивавший идеи правового государства отмечал, что в случае угрозы существованию державы «можно приостанавливать священную силу законов» в пользу диктатуры, имеющей краткосрочный характер. Таким образом замыкается порочный маргинальный круг террора – сущего, крайне неправового использования власти, как со стороны руководителей, так и со стороны народа, в центре которого находится должное истины и верховенства права, покоящегося на Библейских Заповедях любви к Богу и людям.

Выше мы уже рассматривали, как Робеспьером и Маратом были развиты и воплощены идеи временной диктатуры и террора во время французской революции, послужившие в некотором роде примером для деятельности российской организации «Народная воля», основанной в 1857 году конституционными демократами (кадетами). Объектами их террористических акций были отдельные лица – царь, государственные чиновники, воплощавшие в себе тиранический режим, коррумпированную и деспотическую власть. Отличительной чертой  идеологии народовольцев, была осторожность в проведении актов насилия, с тем, чтобы не пролилось ни одной лишней капли крови, ради идеи, какой бы она благородной не казалась. Похожей по методам была и «Млада Босна», представитель которой убил австрийского престолонаследника, эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево в1914 году, что стало поводом Первой мировой войны. Но таким «человеколюбивым» было только начало.

После 1918 года в Европе терроризм базировался  в основном на право-радикальной идеологии и направлен был не против государства или отельных чиновников, а в виде репрессий против народа. Для достижения политических целей фашистов и нацистов были задействованы уличные банды. Муссолини утверждал, что это не террор, а социальная гигиена по удалению вредоносных бацилл из организма. «…Я не буду заботиться о соблюдении законности… Моя миссия – это уничтожение, искоренение, и ничего более… друзья коммунисты, так что не делайте поспешных выводов… Мой кулак сожмёт ваши шеи, а помогать мне будут чернорубашечники»[21], - отрывки из речи Германа Геринга после назначения его на пост министра внутренних дел Пруссии в 1933году, свидетельствующие о тоталитарном характере управления и полном искажении понимания государственной власти. За рамками внимания остаются аналогичные по содержанию (сравним, к примеру, нацистские лагеря и ГУЛАГ), но уже крайне левые по идеологической окраске тоталитарные режимы, также использовавшие террор против собственных граждан.

После Второй мировой войны произошло увеличение количества выступлений против европейских колонизаторов в Азии, Африке, на Ближнем Востоке. При этом националистические движения активно применяли методы терроризма в освободительной борьбе. В это время мировое сообщество придало политическую законность борьбе за национальную независимость. «Разница между революционером и террористом, - заявлял Ясир Арафат в обращении к Генеральной Ассамблее ООН в ноябре 1974 года, - заключается в причине борьбы. Ибо тот, кто делает благородное дело и борется за свободу и освобождение своей страны от захватчиков, переселенцев  колонистов, не может называться террористом»[22]. Не затрагивая конкретную проблему израильско-арабских отношений, мы в большинстве можем согласиться, что терроризм является уничижительным термином, имеющим негативный оттенок, который мы можем приписывать только тем, с кем мы не согласны в идеях, целях или методах их достижения.

С начала 1970-х на мировую арену выступили националистические и этнические сепаратистские группы, настроенные радикально и с идеологической мотивацией. Национальные меньшинства, лишенные гражданских прав или высланные из страны, объединялись в организации и путём терроризма пытались привлечь к себе внимание мировой общественности с целью получения поддержки и моральной и материальной. Например: ООП, баскская ЭТА.

Особенностью терроризма 1990-х годов является слияние в форме стратегических союзов политических организаций с криминальными (применяющими насилие и экономически мотивированными). Примером могут служить неоднократные попытки совместных действий колумбийских наркокартелей и левых террористических групп, пытающихся влиять на политические процессы в Колумбии. Финансирование преступной деятельностью, в том числе, наркобизнесом, торговлей оружия, заимствование криминального опыта – то, что роднит терроризм с уголовной средой. В 1991 году французский криминолог Ксавье Руфо ввёл термин «переходной зоны»[23], обозначавший проблемы относящиеся к феномену «угрозы стабильности национальных государств, исходящих от негосударственных исполнителей и не подконтрольных государству движений и организаций», другими словами переход власти от законного правительства к радикально-криминальным структурам. Диалектика взаимосвязи терроризма и организованной преступности рассматривается в одной из работ Л.В. Багрий-Шахматова, где указывается, что терроризм обеспечивает расширение возможностей организованной преступности, которая используется для ослабления социальной активности населения, противодействия силовым структурам, в свою очередь, получая идеологическое прикрытие своей деятельности[24].